Краткий очерк научной, научно-исследовательской и общественной деятельности

Николай Яковлевич Марр (груз.; 25 декабря 1864 (6 января 1865), Кутаис — 20 декабря 1934, Ленинград) — русский и советский востоковед и кавказовед, филолог, историк, этнограф и археолог, академик Императорской академии наук (1912), затем академик и вице-президент АН СССР. После революции получил громкую известность как создатель «нового учения о языке», или «яфетической теории». Отец востоковеда и поэта-футуриста Юрия Марра.

Востоковедение

Сын престарелого шотландца Джеймса (по другим данным — Джейкоба) Марра, жившего на Кавказе и основавшего Кутаисский ботанический сад, и молодой грузинки (Агафия Магулария); родным языком Марра был грузинский, на практическом уровне он владел также многими другими языками Европы и Кавказа, проявив страсть к их изучению ещё в школьные годы. Окончив гимназию в Кутаисе, Марр переехал в Петербург, где прожил до конца жизни. В Петербургском университете он одновременно занимался на всех отделениях Восточного факультета, изучив, таким образом, все преподававшиеся на факультете восточные языки. В 1888 он окончил университет и вскоре стал одним из самых заметных российских востоковедов рубежа веков.

Внёс большой вклад в историю, археологию и этнографию Грузии и Армении, опубликовав много древнегрузинских и древнеармянских текстов и надписей, проведя раскопки ряда древних городов и монастырей Кавказа (основные его работы проведены на протяжении нескольких десятилетий в древнем городе Ани; материалы экспедиции в большинстве утрачены в 1917—1918 гг., поэтому анийские публикации Марра получили значение первоисточника). Значение его работ в этой области сохраняется до настоящего времени и никогда не ставилось под сомнение. В 1902 в Иерусалиме открыл книгу Георгия Мерчули «Житие Григория Хандзтели». Создатель армянской и грузинской национальных школ востоковедения, подготовил большое число специалистов; среди его учеников были такие крупные учёные, как И.А. Джавахишвили, И.А. Орбели, А.Г. Шанидзе. Имя Марра окружено бо?льшим почитанием в Армении, чем в родной Грузии. С грузинскими филологами (в том числе собственными учениками) у Марра неоднократно происходили конфликты, что было связано с культурно-политическими взглядами Марра (отрицавшего политическую самостоятельность Грузии, поддерживавшего создание ЗСФСР, требовавшего, чтобы Тбилисский университет был общекавказским), а впоследствии и с общим неприятием наиболее авторитетными из грузинских учеников Марра «яфетической теории». Впрочем, и в Армении «новое учение о языке» (в отличие от ранних работ Марра по арменистике) не пользовалось популярностью, а во время антимарристской дискуссии 1950 года среди наиболее заметных оппонентов Марра были как грузин А.С. Чикобава, так и армянин Г.А. Капанцян.

Профессор (1902) и декан (1911, избран сотрудниками) Восточного факультета Петербургского университета. C 1909 в Академии наук: адъюнкт по Историко-филологическому отделению АН (литература и история азиатских народов) с 7 марта 1909 г., экстраординарный академик с 14 января 1912 г., ординарный академик с 1 июля 1912 г. Церковный староста. В университетском совете блокировался с правыми профессорами.

Ранние лингвистические работы

В 1908 издал грамматику древнеармянского языка (грабара), а в 1910 — работу «Грамматика чанского (лазского) языка с хрестоматиею и словарем», высоко оценённые специалистами.

В самом начале научной деятельности, в 1880-е годы, Марр заинтересовался вопросами генетической связи языков Кавказа (в частности, картвельских, к которым относятся и лазский, и его родной грузинский) и выдвинул ряд гипотез о родстве их с семитскими и баскским (публикация о семитско-картвельских связях — 1908). Общим ярлыком для предполагаемой языковой семьи стал введённый Марром термин «яфетические языки», по имени Иафета, сына Ноя; впоследствии содержание этого понятия в трудах Марра и его последователей сильно менялось (в 1920-е годы Марр уже фактически в любом языке, с которым знакомился, — от чувашского до кабильского — обнаруживал «яфетический элемент»).

Несоответствие ранних гипотез Марра накопленным к тому времени данным сравнительно-исторического языкознания (ещё в 1894 во время поездки Марра во Францию его гипотезы резко критиковал Антуан Мейе) привело его к мысли о несостоятельности самой сравнительно-исторической теории и — шире — современного ему западноевропейского языкознания; эти идеи окрепли и усилились у него после революции. В своей критике младограмматизма (господствовавшего тогда лингвистического направления) Марр указал на важность типологического и социолингвистического подхода к изучению языковых фактов. Некоторые высказанные Марром гипотезы о языковом родстве впоследствии подтверждались рядом профессиональных компаративистов (от В.И. Абаева до С.А. Старостина).

Новое учение о языке

Отсутствие лингвистического образования (в то время строго отделённого от востоковедческого) мешало Марру научно проверять свои априорные гипотезы и ничем не ограничивало его фантазию. Выучив большое число языков на практическом уровне, сколько-либо полно он владел данными об истории только картвельских языков и абхазского; хорошо изученная к тому времени история индоевропейских и тюркских языков фактически игнорировалась им. Первая мировая война и революция оторвали Марра от работы в археологических экспедициях на Кавказе, что стимулировало его теоретическую деятельность. В созданном им «новом учении о языке» («яфетической теории»), с которым он выступил в ноябре 1923 года, явно преобладают совершенно ненаучные, непроверяемые утверждения, такие, как происхождение всех языков от «четырёх элементов», идея «яфетических языков» как некой не генетической, а социально-классовой общности и т. п. Среди этих идей, изложенных сбивчиво и непоследовательно, с рядом крайне тёмных пассажей (некоторые современники, от Н.С. Трубецкого до И.М. Дьяконова, и исследователи допускают, что Марр в 1920-е годы психически заболел; ряд невротических странностей в его поведении отмечался ещё в бытность учеником кутаисской гимназии), крайне сложно, хотя и возможно, выделить некоторые здравые утверждения.

С 1928 годов Марр начал усиленно сближать свою теорию с марксизмом, хотя до революции левых взглядов не проявлял; в частности, появилась идея о языке как «надстройке» над социально-экономическими отношениями, отражающим стадии развития общества (рабовладельческую, феодальную и т. п.); традиционная индоевропеистика была объявлена им буржуазной наукой. Был единственным членом дореволюционной Императорской Академии Наук, вступившим в Коммунистическую партию (1930, причём принят без кандидатского стажа, что было крайне редким явлением). Незадолго до вступления в партию Марр выступал с речью от учёных на XVI съезде ВКП (б), непосредственно после речи Сталина (который включил в свой доклад ряд положений Марра).

Есть свидетельства современников о том, что подобная политика Марра была связана прежде всего с карьерными соображениями, хотя успех его идей поддерживался и созвучной эпохе революционностью и амбициозностью («в мировом масштабе» — любимая формула Марра). Теория Марра в конце 1920-х годов получила официальную поддержку и до 1950 года пропагандировалась как «подлинно марксистское» языкознание, а критики её подвергались систематическим проработкам и даже репрессиям, что сильно затормозило развитие лингвистики в СССР. Подробнее см. в статье «Новое учение о языке».

На вершине почёта

Могила Марра на Коммунистической площадке Александро-Невской Лавры. В 1920—1930-е годы Н. Я. Марр пользовался большим авторитетом среди интеллигенции (в том числе и некоторых профессиональных лингвистов), привлекаемой масштабом его идей, постановкой многих новых задач, яркой личностью (характерно, что влияние марризма было сильнее в Ленинграде, где он жил, чем в других научных центрах). Большое влияние Марр оказал также на многих занимавшихся проблемами этногенеза и мифологии культурологов и литературоведов, в том числе О. М. Фрейденберг, которая испытывала к учителю почти религиозное преклонение (впоследствии разгром марризма в лингвистике лишил её работы). Эйзенштейн вмете с Марром и Выготским планировали открыть творческую научную лабораторию по изучению способов и механизмов восприятия, древнего «пралогического сознания» и его влияние на кино и сознание масс.

Основал в Петрограде Яфетический институт (1921), впоследствии Институт языка и мышления им. Н. Я. Марра (ныне Институт лингвистических исследований РАН в Петербурге иИнститут языкознания РАН в Москве), в 1926—1930 одновременно был директором Ленинградской публичной библиотеки. 3 марта  1930 избран вице-президентом АН СССР и с тех пор председательствовал на многих торжественных заседаниях академии. В 1929—1934 годах был председателем Российского Палестинского Общества.

В публикациях марристов этого периода его всё чаще называют «великим» и «гениальным», он получает много почётных званий, вплоть до звания «почётного краснофлотца». Подчёркивалась роль Марра в разработке письменности для малых языков СССР (его универсальный «аналитический алфавит», разработанный ещё до революции и введённый в 1923 году для абхазского языка, через несколько лет был отменён из-за практического неудобства), однако фактически вся работа по созданию письменности происходила без участия Марра и его ближайшего окружения. К 45-летию научной деятельности Марр был награждён орденом Ленина (1933). Этот юбилей прошёл без самого Марра: в октябре 1933 года он перенёс инсульт, прожил после него ещё год, но к работе не возвращался.

По случаю смерти и похорон Марра в Ленинграде были отменены занятия в школах, а траурные мероприятия были сопоставимы с происходившими в честь убитого незадолго до этого Кирова. В рекордные сроки, уже на другой день после кончины Марра, была отпечатана брошюра его памяти. Похоронен на Коммунистической площадке Александро-Невской лавры.

После смерти Марра его ученики (прежде всего И. И. Мещанинов), фактически отбросив ненаучное «новое учение», в ключе нормальной науки решали многие задачи, поставленные Марром (типология, исследование синтаксиса, проблема «язык и мышление» и др.).

Наследие

Спустя 15 лет после смерти Марра, 20 июня 1950 года, его учение было развенчано с выходом работы некогда поддерживавшего его И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», а сам он подвергнут официальной критике. В частности, Сталин утверждал, что Марр «искренне хотел» стать марксистом, но не смог стать им. Критикуя концепцию Марра, И.В. Сталин также отмечал:

Если эту "труд-магическую" тарабарщину перевести на простой человеческий язык, то можно придти к выводу, что:
а) Н. Я. Марр отрывает мышление от языка;
б) Н. Я. Марр считает, что общение людей можно осуществить и без языка, при помощи самого мышления, свободного от "природной материи" языка, свободного от "норм природы";
в) отрывая мышление от языка и "освободив" его от языковой "природной материи", Н. Я. Марр попадает в болото идеализма.

После 1956 года стало возможно вновь говорить об определённых заслугах Марра как лингвиста (или по крайней мере автора, умевшего интуитивно поставить плодотворные лингвистические проблемы, но не умевшего их решать), стимулировавшего развитие в СССР некоторых дисциплин (типологии, семантики), были переизданы некоторые его работы по кавказоведению и баскскому языку, но в целом общепризнано, что деятельность Марра (точнее, официальная поддержка её в СССР) сказалась на лингвистике отрицательно.